«Перспективы исследований коллективной памяти для формирования российской идентичности»

Однако, 5 февраля 2011 г. в речи на 47-й международной конференции по безопасности в Мюнхене он углубил постановку вопроса, подчеркнув, что проблема осложняется отсутствием единой британской идентичности: мусульманским обитателям Великобритании гораздо ближе единоверцы в других странах, нежели формальные сограждане — англичане. Позже президент Франции Николя Саркози, также связал крах политики мультикультурализма с недостаточностью гражданской интеграции: этноконфессиональные разницы не вливаются в национальное сообщество [6, с. 3]. В сущности, лидеры европейских стран пришли к выводу о кризисе гражданской идентичности.

В связи с этим возникает вопрос о возможности распространения кризиса и на Российскую Федерацию, представляющую из себя многонациональное государство. Разумеется, нашей стране не чужда проблема межкультурной и межэтнической коммуникации, однако она носит принципиально иной характер. Дело в том, что Россия издревле формировалась как полиэтничное и поликонфессиональное государство. Если в Западной Европе необходимо решать проблему гражданской идентичности, прежде всего через политические институты, то у Российской Федерации более широкие возможности использовать культурно — историческое наследие, апеллируя, прежде всего, к коллективной памяти.

Коллективная память

Концепции, касающиеся коллективной памяти, рождаются в те периоды, когда общество испытывает кризис идентичности. Так случилось в 20-е г.г. ХХ века, после Первой Мировой войны. В сознании общества как бы разорвалась «ткань событий», возникло чувство утраты власти над временем, отсутствие видения будущего. Поэтому интеллектуалы обращались к прошлому, пытались «обратить» его, продлить в настоящее, выстроить из него недостающее будущее [2, с. 6–21]. «Пионером» этого направления стал французский социолог, представитель школы Э. Дюркгейма, Морис Хавалькабс (1877–1945).

Следующий «кризис идентичности» разразился после Второй Мировой войны. Одним сложно было принять и пережить травмы прошлого (Холокост, оккупации, ужасы концентрационных лагерей), другим — идентифицировать себя с группой (народом, страной), творившей подобные преступления. Поэтому в Западной Германии возник концепт Vergangenheitsbewältigung («преодоление прошлого»), правда, применимый только к Федеративной Республике Германии и Третьему рейху. Но уже следующий концепт «проработка прошлого» (Aufarbeitung der Vergangenheit), восходящий к статье Теодора Адорно (1959 г.), не ограничиваясь Западной Германией, приобретает более широкий смысл [8, с. 90].

Возникают понятия «работа памяти» (travail de memoire), связанного со статьей французского ученого Пьера Нора (1978 г). Но главный его труд, 7-ми томное исследование «Места Памяти», вышел в эпоху «мемориального бума» 1980-х гг. (1984–1986) Совместно с коллективом авторов, он связывает историческую идентичность Франции с различными «местами» памяти — тем, что может служить сохранению памяти о прошлом эмблемами, символами, памятниками, праздниками, архитектурными сооружениями, учебниками, словарями, календарями, историческими произведениями и многим другим [5, с. 273] Эта была классическая постановка вопроса мемориальных исследований: связь идентичности и коллективной памяти.

Коллективная память напрямую связана с идентичностью — она является выражением «коллективного опыта, объединяющего группу, объясняющего ей смысл ее прошлого, причины нынешнего совместного бытия и определяющего надежды на будущее» [1, с. 60] Т. е., как определял Хавалькабс, коллективная память «обволакивает» снаружи опыт и память отдельных индивидов, не смешиваясь с ними, образуя некое общее свое видение исторической действительности. Индивид сознательно или бессознательно сверяется с этим «безличным» хронометром и формирует свое представление о реальности на основе группового. При этом прошлое группы присутствует в настоящем, оно актуализировано [7].

Чтобы включить в память новые идеи и явления, коллективу необходимо, чтобы новое стало частью исторической традиции. Поэтому группа постоянно реорганизовывает, переделывает прошлое. Чаще всего это происходит, когда старые коллективные представления перестают соответствовать действительности, т. е. в моменты радикальных исторических перемен [1, с. 59].

Также коллективная память формирует особую символику, сплачивающую группу, для того, чтоб отделить «своих» от «чужих». Скорее всего, именно с изобилием таковых символик и обострением антитезы «свои — чужие» связан нынешний кризис идентичности (крах политики мультикультурализма) в Европе.

Российский пример

Но Россия с ее индивидуальным историческим опытом, не избежала собственных кризисов идентичности. Особенность нашей коллективной памяти заключается в ее избыточной идеологизированности и политизированности. С одной стороны, наличие общего политического прошлого является мощной интегративной линией для различных субъектов в рамках федерации. С другой стороны, резкие изменения политического организма неизменно оборачиваются децентрализацией и кризисами идентичностей. Это способствует укоренению мифа: в силу слабости культурной связи [3], заново собрать воедино страну может только авторитарная центральная власть. Так после Первой Мировой войны и Событий (Революции) 1917 года, обернувшихся распадом Российской империи, встал вопрос о новой идентичности. Сформированный в 1922 новый политический организм — Советский Союз, основан на идее движения к светлому будущему и построения социализма. (Кризис идентичности был решен при помощи идеологии, в которой главную роль играла идентификация не по национальному принципу, а по классовой принадлежности). Возникла новая, «советская идентичность».

Важную роль в ее развитии сыграла Великая Отечественная Война, появление цепи «условно — мифологизированных образов», (вооруженного врага и героя — воина) направленных на сплочение нации. После капитуляции Германии начинает создаваться образ — символ Победы, на который переносится основная риторика правительства и внимание народа. Посредством этого приема «…Уводились в тень не только тяжелейшие поражения советской армии в 1941–42 годах, массовое взятие в плен военных и гражданских лиц, жизнь в условиях оккупации, страдания мирного населения в тылу, штрафные батальоны и власовская армия, депортация «неблагонадежных» народов, темные эпизоды поведения победителей на освобожденных территориях и многие другие неприглядные стороны огромной войны. Главное, что планировалось заслонить с помощью нового, триумфального образа войны…был террор и ГУЛАГ, а далее — социальная и человеческая цена коллективизации, голодомор и т. д.» [2, с. 6–21].

Следующий кризис идентичности разразился с развалом Советского Союза. Рухнул политический колосс, а с ним и идентичность «советского человека». Народы на территориях субъектов постсоветской России обращаются к коллективной памяти, хранящей остатки национального прошлого. В итоге, рождается такое явление, как конфронтирующая память. Пример — регион Кавказа. Эльдар Исмаилов, директор Института стратегических исследований Кавказа, и кандидат психологических наук Рауф Карагезов, разрабатывая эту проблему, пришли к выводу, что исток феномена конфронтирующей коллективной памяти кроется в специфике истории и этно-лингвистических особенностях региона. Один этнический коллектив попросту противопоставляет себя другим, не стремится к взаимодействию. Для решения этой проблемы исследователи предлагают культивировать единую Кавказскую идентичность [4, с. 117–126].

Кроме того, негативно сказывается отрицание советского прошлого. В первое десятилетие после развала Советский Союз представлялся империей зла, каждый эпизод его истории преподносился только со знаком минус. Но ведь это прошлое коллектива, продолжающее жить и в настоящем вместе с каждым индивидом. Резкий поворот к ценностям дореволюционной России (возрождение православия, культ Царственных мучеников, создание образа «благородного белого генерала» (Колчака) и пр.), прошлого, которое мы никогда не переживали, не может заменить опыт коллективной памяти. Это порождает противодействие, а то, что пытаются вытеснить, напротив, укореняется и приобретает идеальные черты.

Оба эти фактора заставляют обратить внимание на западные технологии исследования коллективной памяти. Для правильной ориентации в российской действительности необходимо, прежде всего, тщательно изучить исторический материал, культурные особенности регионов федерации, определить направление работы и создать соответствующий инструмент [9].

Список литературы:

Васильев А. Г. Мемориализация и забвение как механизмы производства культурного единства и разнообразия // Фундаментальные проблемы культурологи. Т. VI. Культурное наследие: от прошлого к будущему / отв. ред. Д. Л. Спивак — М., Спб.: Новый хронограф, Эйдос, 2009. — С. 56–68
Дубинин Б.Память, война, память о войне. Конструирование прошлого в социальной практике последних десятилетий // Отечественные записки.2008. № 4 (43). С. 6–21. [Электронный ресурс]/URL: http://www.intelros.ru/intelros/reiting/reyting_09/material_sofiy/5023-boris-dubin-pamyat-vojna-pamyat-o-vojne-konstruirovanie-proshlogo-v-socialnoj-praktike-poslednix-desyatiletij.html
Ерохина Е. А. Коллективная память в этническом самосознании горноалтайской молодежи // Социологические исследования. — 2009. — N 3. — С. 115–120
Исмаилов Э., Карагезов Р. Конфронтирующая память на Кавказе: как преодолеть «проклятие прошлого»? //Кавказ & Глобализация. 2007. Том 1 (4). С. 117–126. [Электронный ресурс] / URL: http://www.ca-c.org/c-g/2007/journal_rus/c-g-3/k-g-R-03-2007.pdf (дата обращения 10.10.2011)
Историография истории нового и новейшего времени стран Европы и Америки: / под ред. И. П. Дементьева, А. И. Патрушева. М.: 2002. 432 с.
Паин Э. Мирное сосуществование XXI века. [Электронный ресурс] / URL: http://www.globalaffairs.ru/number/Mirnoe-sosuschestvovanie-XXI-veka-15174 (дата обращения 09.10.2011)
Хавалькабс М. Коллективная и историческая память // Память о войне 60 лет спустя. Неприкосновенный запас. Дебаты о политике и культуре. 2005. № 2–3 (40–41). [Электронный ресурс] / URL: http://urokiistorii.ru/memory/org/2010/01/pamyat-o-voine-60-let-spustya-rossiya-germaniya-evropa (дата обращения 11.10.2011)
Шеррер Ю. Германия и Франция: проработка прошлого // Pro et Contra. 2009. №3/4. c. 89–108.
Исмаилов Э., Карагезов Р. Конфронтирующая память на Кавказе: как преодолеть «проклятие прошлого»? //Кавказ & Глобализация. 2007. Том 1 (4). С. 120. [Электронный ресурс] / URL: http://www.ca-c.org/c-g/2007/journal_rus/c-g-3/k-g-R-03-2007.pdf (дата обращения 10.10.2011)
[Электронный ресурс] / URL: http://webground.su/topic/2011/02/05/t144 (дата обращения 15.10.2011)